Майкл Тернер - Порнографическая поэма (The Pornographer`s Poem)

— Все эти фотографии как-то на тебя влияют?

Нетти громко рассмеялась:

— Да, влияют. Такое случается. — Вновь смех. — Случается, что я от них становлюсь… сексуальной. — Она изогнула бровь, перебрасывая мяч на мою половину.

Я пожал плечами.

Ее улыбка сменилась угрюмым взглядом.

— Но иногда бывает наоборот, — добавила она, вновь повернулась на стуле и остановилась спиной ко мне. — От некоторых фотографий мне становится… грустно. — С этими словами она спрыгнула со стула и вернулась к полкам. Вновь взяла папку.

Автомобиль сбрасывал скорость. Я посмотрел в окно.

— У наших тормоза не скрипят. — Нетти все просчитывала куда быстрее меня. Вновь раскрыла папку на столе судьи.

— Почему эти фотографии вызывают у тебя сексуальные чувства? — спросил я.

Мне хотелось разобраться в ощущениях Нетти. Она бросила на меня удивленный взгляд, который меня испугал и как следует встряхнул. Теперь мне пришлось разбираться в собственных чувствах. И выяснилось, что я чувствовал только одно: боялся, что меня поймают.

— Ну, я хотел сказать… этих детей использовали, так? — Я отдавал себе отчет в том, что голос у меня дрожит, но радовался, что вообще не лишился дара речи.

Нетти ответила испепеляющим взглядом.

— Очень уж ты закомплексован, — произнесла она.

Я не знал, что она под этим подразумевала. Но спрашивать было поздно. Нетти уже поставила перед собой какую-то цель и была на пути к ней. Я это видел.

— Что, если бы я сказала тебе, что мальчик и девочка нравятся друг другу… очень нравятся, — проговорила она вполне серьезно, будто защищаясь.

Я опять пожал плечами. Может, она и права. Может, они действительно должны нравиться друг другу, раз проделывали такое, да еще на глазах у людей, которые их фотографировали.

— А если я скажу тебе, что эти взрослые так и не попали в тюрьму, прокуратура не смогла предъявить им обвинение, дело даже не дошло до суда? — продолжила Нетти.

Я лишь пожал плечами, уже не зная, о чем мы, собственно, говорим.

— А если я скажу тебе, что в глазах закона эти люди не делали ничего неправомерного, а потому и в этих фотографиях нет ничего противозаконного? — Она раскрыла папку на последней странице и постучала по ней пальцем в подтверждение своих слов. — Так, между прочим, здесь и написано.

Я придвинул лампу, начал читать, но Нетти вернулась к началу дела.

— Вот эта мне нравится больше всего. — Она достала цветную, пять на семь дюймов, фотографию мальчика в сапогах и большеглазой девочки. Они лежали на боку в позиции шестьдесят шесть, на пушистом желто-оранжевом, под тыкву, ковре. Мальчик засунул палец в анус девочки, а она целовала его яички. Фотография не вызвала у меня никаких эмоций.

— Что в ней такого особенного? — спросил я, опершись рукой о стол.

— Я просто думаю, до чего это здорово. Они выглядят такими счастливыми. Я думаю, они влюблены друг в друга, не так ли? — Нетти взяла фотографию, подняла, она оказалась между нами.

— Об этом написано в деле?

— Я его еще не прочитала, — рассеянно ответила Нетти, кладя фотографию на стол.

Я почувствовал, как ее рука прошлась по моей пояснице, как она зацепила большим пальцем петлю под ремнем. Но все еще думал о фотографии.

— Похоже, они использовали широкоугольный объектив. — В горле у меня пересохло.

Нетти мои слова проигнорировала и, ухватившись за петлю, подтягивала себя ко мне. Я чувствовал жар ее тела, запах волос, уже добравшихся до моего носа. Она положила голову мне на плечо. Краем глаза я видел, что фотография ее больше не интересует. Она смотрела совсем в другую сторону, на черную дыру корзинки для мусора, стоявшей у стола судьи. Я не знал, к чему все идет, поэтому продолжил разбор фотографии:

— ТС[5] довольно странная. Как по-твоему? Я хочу сказать, фотограф, должно быть, лежал на животе. Очень странно, да? С учетом того, чем они занимались.

Нетти придвинулась еще ближе. Я чувствовал, как ее бедро вдавливается в мое. Дыхание стало напоминать икоту. Я позволил себе скользнуть рукой по ее спине, остановившись на заднице. Не знаю, зачем я это сделал, но сделал.

— И освещение неудачное. Не думаю, что им следовало использовать фильтр. — В слове «фильтр» на букве «ф» я запнулся.

Нетти начала покачиваться, неспешно, осторожно. Я видел угол стола, который встречался с ее промежностью. Потом ее нога, которая переплелась с моей, внезапно задрожала. Я переместил вес на другую ногу. Нетти двинулась со мной. Теперь дрожала и эта нога. Вновь она дернула за петлю. Словно старалась развернуть меня к себе. Я ей позволил. Открыл рот. Наши зубы столкнулись. Наши языки встретились. Я впервые целовался взасос. Это тебе не те сухие поцелуйчики, которыми приходилось перебиваться раньше. И ощущения такие приятные. Но только я хотел не этого. Другого. И не с Нетти.

А потом между нами будто что-то взорвалось. Нетти отпрыгнула. Глаза у нее округлились.

— Это отец! — Где-то вдалеке автомобиль поставили на ручник. — Не стой столбом! — Ее охватила паника. — Спускайся в подвал!

Я пулей вылетел из кабинета, сбежал по ступеням, проскочил кухню, по короткому лестничному пролету спустился в комнату отдыха. Привалился к стене, жадно ловя ртом воздух. Услышал звяканье ключей, легкий скрип открываемой двери. Голос Нетти: «Папа!» Откашливание судьи, бурчание. Я оглядел комнату, ища, где спрятаться. Дом трясло от шагов. Я слушал, как с ковра они переместились на паркет, чтобы замереть на плитках кухни, аккурат над моей головой. В комнате отдыха стало холодно. Я схватил свитер, прислушиваясь. Но до меня доносилось лишь неразборчивое чириканье Нетти. Сердце стучало как барабан. Пара шагов, потом судья медленно двинулся в обратный путь, поднялся по лестнице. А вот Нетти, наоборот, спустилась. С футбольным мячом[6] в руках.

6.4

— Вашим описаниям могла бы пойти на пользу дополнительная толика лирики.

— Ваш подход к моей жизни мог бы быть не столь прямолинейным.

— Продолжайте.

— Рассказать, как завершился тот день?

— Рассказать, как завершился тот день.

6.5

Парк выглядел иначе. Все выглядело иначе после происшедшего в доме Нетти. Деревья стали больше, трава — зеленее, стойки ворот блестели, как драгоценный металл.

— Давай потренируем попытки, — предложила Нетти, пытаясь взрыть каблуком промерзшую землю.

— Нам нужна метка. — Я поискал взглядом ветку, которая могла бы помочь. Нетти пыталась поставить мяч на маленький клочок дерна, но он продолжал с него скатываться.

— Блин! — выкрикнула она, ударив по мячу. Он полетел, как ударенная собака. Я пошел за ним в зону крайнего игрока, поднял, швырнул ей по дуге. Нетти поймала мяч, повернулась и бросила к ряду тисов. Мне пришлось идти туда, смирившись с ее настроением, гадая, как мне удастся из этого выпутаться. Когда я наклонился, чтобы поднять мяч, Нетти уложила меня броском в ноги. Я приземлился животом на мяч, и у меня перехватило дыхание. Нетти обвила руками мою шею, при этом она издавала какие-то рычащие звуки. Я начал злиться, пытаясь одновременно схватить ртом воздух и урезонить ее. Я хотел, чтобы она с меня слезла. И сказал ей об этом:

— Отвали от меня, чокнутая.

И тогда она скатилась с меня. Мы лежали на земле. Лежали долго, очень долго.

Я думал только о проплывающих надо мной серых облаках. Молчание разорвала Нетти.

— Я тебе не нравлюсь, да? — спросила она, уставившись в небо.

— Нравишься. Ты моя подруга, — без запинки ответил я.

Прошли мгновения.

— Но при этом я не нравлюсь тебе как девушка, — не унималась она.

Еще мгновения.

— В этом смысле я как-то о тебе не думал.

Нетти зарычала, выдала свечу.

— Ты такой же, как Бобби Голтс! Ты думаешь, что я лесби. Вы, парни, думаете, что в герлфренды годятся только такие, как Синди Карратерс, не так ли? — Она откатилась.

— Я не думаю, что ты лесби. А Синди Карратерс… мне такая герла не нужна. — Я приподнялся на локте, довольный тем, что сказал правду.

— Да, ты все равно ничем не отличаешься от Бобби Голтса, — говорила она, лежа спиной ко мне.

Я не считал себя таким же, как Бобби Голтс, только не мог объяснить почему. Нетти вновь перекатилась, теперь лицом ко мне. Выглядела она испуганной. Тут я предложил встать и пойти домой, потому что холодно.

На обратном пути мы оба молчали. Настроение у меня падало с каждым шагом. Я страдал из-за того, что моя дружба с Нетти теперь накрылась медным тазом, и, хотя не мог убедить себя в том, что вина не ее, а моя, даже если в основе конфликта всего лишь непонимание, из головы не выходила одна мысль: как может накрыться дружба, если один человек так нравится другому?

Мы повернули за угол к дому Нетти. На подъездной дорожке стояли два автомобиля. Какое счастье. С приближением к дому стало ясно, что брат Нетти купил электрическую гитару.

— Зайдешь на минутку? — спросила Нетти, вдруг став прежней.